Интервью на радио "Эхо Москвы"

Т. Троянская― Здравствуйте. У нас сегодня программа на выезде, мы в Екатеринбурге сейчас находимся, в Галерее Синара Арт и рядом со мной директор галереи Анна Пьянкова и арт-директор Дарья Костина. Большая выставка, «Всё это – ВЫ», и о выставке мы непременно поговорим. Но сначала хочется выяснить, поскольку у нас в Петербурге очень настороженно относятся к современному искусству. Часто вспоминают слова директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, который как-то в интервью сказал, что современное искусство Эрмитаж будет развивать в Москве, поскольку Петербург пока ещё не готов. Действительно, выставки современного искусства у нас периодически проходят со скандалами. А что в Екатеринбурге с этим?

А. Пьянкова― Мне кажется, что в Екатеринбурге всё хорошо с современным искусством и современными художниками. У нас их много, они всё время развиваются, и мне кажется, в этом есть большой залог очень активной художественной сцены 80-90х годов. Как раз пример нашей коллекции, вот этой выставки, показывает, как уральское искусство развивалось в советское и постсоветское время и как много на этой выставке представлено уральских художников.

Конечно, публика воспринимает это по-разному, но так как в Екатеринбурге очень много институций, и сегодня мы можем говорить о том, что по сравнению с другими регионами, у нас насыщенное поле институциями, которые работают в сфере современного искусства. Некоторые из них существуют 15-20 лет и заложили почву воспитания зрителя, который насмотренный и который по-разному может воспринимать сложные объекты и темы. И даже если это вызывает какие-то негативные вопросы, то на примере Уральской индустриальной биеннале современного искусства, которой уже практически 10 лет…

Т. Троянская― И вы ею занимаетесь, да?

А. Пьянкова― Да, я являюсь так же её исполнительным директором, но здесь очень важный момент, что в своё время была запущена программа арт-медиации, которая как раз помогает неподготовленному зрителю не бояться современного искусства, и в первую очередь, не бояться того, что искусство – не про ответы, а про вопросы. Это не всегда должно быть красиво и приятно, оно должно заставлять нас думать. И медиаторы, которые теперь работают не только на биеннале, есть школа медиации и многие институции внедряют эту методологию работы со зрителем, построены на том, что мы говорим на равных и это позволяет избежать барьеров восприятия современного искусства.

Поэтому таким образом нам даже удаётся избежать каких-то острых тем или острых зрительских реакций, даже если они есть, потому что мы поворачиваем зрителя в сторону разговора. Конечно, они всё равно возникают, эти острые вещи. Можно было бы перечислить, но прямо таких вот скандалов-скандалов я, наверное, не вспомню в Екатеринбурге. Хотя по любой книге отзывов, мне кажется, у всех найдутся острые высказывания по поводу того, что есть искусство, что можно показывать, что нельзя. Но это нормально, мы все люди.

Т. Троянская― Это поколенческое, по вашим наблюдениям? Всё-таки молодёжь лучше воспринимает современное искусство, а взрослые не очень готовы.

А. Пьянкова― По-разному. Понятно, что молодёжь более мобильна, потому что она живёт в другом информационном поле и медийном шуме, который нас окружает. Взрослому поколению, наверное, сложнее, но даже опыт работы с медиаторами говорит о том, что в медиацию идут и очень взрослые люди, потому что им это интересно – как некий переход в неизведанное, как некий выход за рамки своей зоны комфорта, как сейчас говорят. Некоторые, наоборот, говорят: «Нам будет проще общаться со своими детьми или внуками, поэтому мы хотим это знать». Поэтому очень разные посылы у людей, которые стремятся познать современную культуру и искусство.

Т. Троянская― Интересно. У нас как раз медиаторы – молодёжь, в основном. У нас была «Манифеста» в 2014 году и казалось – случился прорыв и дальше пойдёт! Нет, прорыв случился и опять дыра закрылась, случился откат. А может быть просто у вас супер-скандального не было ничего, условного Фабра, чтобы растерзанные тушки животных висели? Может быть, просто у вас всё более сглаженное?

А. Пьянкова― Мне не кажется, что у нас сглаженное. Та же самая Уральская биеннале поднимает всегда очень сложные вопросы и там очень разные проекты представлены. Может быть, здесь просто про то, что со зрителем нужно постоянно работать, и может быть потому, что у нас нету Эрмитажа и классического, того, что мы находимся в суперклассическом музее, который нас как бы ограничивает в восприятии и задаёт форму. Я очень люблю выставку Фабра, которой вы оперируете. Я её видела и люблю Фабра и мне кажется, что она была очень тактична по отношению к Эрмитажу и его вскрытию смыслов, которые там были.

Т. Троянская: Я―то согласна, да. Теперь в Петербурге идёт спектакль, поставленный Фабром, так что всё нормально, как-то инкрустировался Фабр всё равно в пространство. Давайте тогда перейдём к выставке, которая называется «Всё это – ВЫ». Дарья, расскажите о смысле, о месседже, который отправляет нам эта выставка.

Д. Костина― Это выставка про вас и про нас. То есть, та сама игра слов здесь действительно допустима, и мой вводный текст тем и заканчивается, что «это всё мы, это всё вы, это всё я». Это про нас – современных, исторических, где-то будущих; про то, с чем мы сталкиваемся каждый день в своей жизни в социуме, в своей внутренней психической жизни. С наследием – ментальным, культурным, материальным, с которым мы имеем дело и которое определяет и наше мышление, и наши поведенческие реакции, и рефлексию нашу.

Т. Троянская― Она очень интересно построена, у вас несколько блоков. Во-первых, внутри и снаружи, и плюс внутри отдельные блоки. То есть, вы прямо очень подробно исследуете тему взаимоотношения человека с социумом, и человека с собой.

Д. Костина― Да, и такое разделение не случайно. Вообще в этом нет никакого открытия, очень многие философы и психоаналитики писали об этом стыке между внутренним и окружающим, о существовании человека на этой границе. Но как мне кажется, все эти темы и эта граница очень актуализировались за прошедший 2020 год, который для всех нас ознаменован пандемией, которая принесла самые разные изменения наших шаблонных сценариев жизни, и естественно, нанесла очень большой урон. Но самое главное, что она сделала – заставила нас встретиться с самими собой и понять, где мы в этом пространстве между «вокруг» и «внутри».

И выставка – это как возможность найти себя где-то в этих пространствах, понять, ты больше здесь или ты застрял на этой границе, или ты готов погружаться вовнутрь. Степень серьёзности восприятия тоже каждый для себя выбирает сам, потому что как мне кажется, я искренне на это надеюсь, выставка много может дать зрителю. Это действительно зрительский проект, который может откликнуться у людей разных поколений.

Т. Троянская― Работы, которые вошли в экспозицию – это работы, которые были в галерее?

Д. Костина― На выставке примерно 110 работ, 50 на 50, новые поступления 2020 года и работы, которые постепенно появлялись в коллекции галереи на протяжении 18 лет. Я напомню, что галерея существует давно и собирательский фокус на протяжении многих лет был именно во внимании к уральскому региональному, и спустя 18 лет всё-таки произошёл закономерный вход на новый географический уровень, расширение региональной географии до российской и шире, до географии постсоветского пространства. Поэтому на выставке представлены как работы, которые показывались в постоянных экспозициях галереи и на временных выставках на протяжении прошедших лет, так и работы, которые не демонстрировались никогда не только в галерее, но и в Екатеринбурге. Поэтому здесь совершенно разная судьба у произведений, разные имена, разные поколения художников, которые здесь представлены, но все эти работы, надеюсь, смогут затронуть зрителя.

Т. Троянская― На предварительном открытии очень важная мысль прозвучала, что географических отличий, откуда художник – уже вообще нет. Когда произошёл этот момент, вы можете сказать?

Д. Костина― Об этом же очень много рассуждают сегодня, и термин «метамодернизм», который всё-таки сейчас прижился и многими принимается, хотя не всегда однозначно, в том числе обозначает новую эпоху, пришедшую за постмодернизмом, когда все эти разделения становятся нерелевантными. То есть, мы перестаём говорить о какой-то единой географии, мы говорим о множественной географии, о множественных концепциях, множественных параллельных реальностях, которые соприкасаются или разделяются, и нет никакой единой линии, нет больше этих последовательных блоков: модернизм, потом постмодернизм.

Сейчас всё существует параллельно, всё находится в диалоге друг с другом и сегодня действительно совершенно неважно, представляет художник региональное искусство или Россию на Венецианской биеннале, допустим. Или давно живёт за рубежом, как Илья Кабаков, который давно живёт в Нью-Йорке. Важно, о чём говорят эти художники. И здесь не последнюю роль, безусловно, сыграла глобализация пространства. Поскольку сегодня мир сжался, мы все связаны друг с другом, в любой момент можем связать с практически любой точкой мира. Да, пандемия показала нам определённую условность этих возможностей, но они сохранились и за этот год технологически усилились. Поэтому связанность и одновременно разорванность мира – это то, с чем мы сегодня имеем дело и то, о чём выставка в том числе.

Т. Троянская― Ещё одна мысль. Я не большой специалист в современном искусстве, но у меня возникло ощущение, что эти работы могли бы быть написаны абсолютно в любое время. То есть, нет разницы плюс-минус 10 лет точно, а может быть и 20. Скажите как профессионал – это правда так, или это недостаток моих знаний?

Д. Костина― Мне кажется, что это достаточно меткое наблюдение, потому что темы, которые начинают волновать художника в 70-е, могут начать интенсивнее звучать в 80-е и совсем радикально преображаться в нулевые, 2010-е и сегодня. То есть, мир трансформируется давно, и художники не могут не реагировать. Собственно, художники, это те индикаторы, которые нам говорят первыми о том, что меняется мир, меняется вот это метапространство. И конечно то, что нащупывали своими нервами, всеми своими рецепторами художники раньше – они могли просто предсказывать какие-то процессы, как та же работа Валерия Дьяченко «Пророчество» у нас в коллекции и на выставке.

Поэтому действительно нам не так важен год, и не всегда год нам много может сказать о работе. Конечно, для конкретных произведений исторический контекст помогает раскрыть сюжет, но если мы этот исторический контекст вынимаем из работы, это не значит, что она становится герметичной, это значит лишь, что сегодня она может быть прочитана по-другому. В этом и преимущество искусства: с одной стороны – да, очень важно воспринимать его в контексте социальной истории искусства, понимая те исторические, социальные, культурные процессы, которые происходили в это время; а с другой стороны искусство как бы больше своего времени, больше своего создателя. И поэтому в разных контекстах, разных выставках, разные периоды оно говорит о разном.

Т. Троянская― В этой выставке очень много культурных кодов. «Времена года» – работа, где много персонажей, которых узнаёт человек, родившийся и выросший в России. Иностранцам эта выставка интересна или она только для русских? Как на ваш взгляд?

Д. Костина― Безусловно, этот проект для современного российского зрителя, потому что здесь очень много произведений, которые рефлексируют на тему наших ментальных клише и наших визуальных и культурных кодов. Но ведь этими кодами мы где-то и прославились за пределами России, поэтому иностранцу, как мне кажется, тоже будет интересно. Потому что где-то и у него будет радость узнавания, «а я знаю вот это про Россию!». Очень многие художники, те же «Синие носы»…

Т. Троянская― Вот расскажите про эту серию, такой супрематизм колбасный.

Д. Костина― Да. Они всё время иронизируют над теми брендами, которые Россия вынесла за пределы своей границы и прославилась. И в том числе очень известная серия 2006 года «Кухонный супрематизм», она как раз про мегабренд, связанный с русским авангардом. В частности, с супрематическим искусством, с Казимиром Малевичем, который вывел Россию на международную художественную сцену в начале ХХ века, но потом превратился в некий культурный код и клише. Потому что имя Малевича знают, мне кажется, если не все, то очень многие. Понимают Малевича единицы; гордятся, когда едут за границу, тоже все, не понимая. И мне кажется, что серия «Кухонный супрематизм» как раз про это. Что мы, с одной стороны, знаем и гордимся. Может быть, не понимаем и трактуем, как можем, и это смыкается с другими нашими, абсолютно повседневными кодами, такими, как сыр, колбаса и ржаной хлеб – это те продукты, элементы гастрономии, которые определяют нашу ментальность.

Выставка открывается на минус первом этаже и это зал «Вокруг», который посвящён тому, что происходит вокруг человека. В этом зале 4 раздела. Первый – «Медийный шум», посвящённый теме перегруженности информацией, интенсивности информационных потоков, искажению этой информации уже не одно десятилетия, и тем визуальным образам, которые мы считываем через всю эту визуальную информацию, социальные сети, ролики в YouTube, компьютерные игры и кино. Про те сцены жестокости, которые для нас стали привычными на экранах и про то, как они по-другому прочитываются в живописи, и про то, насколько это нас окружает и обволакивает, действительно становясь просто шумом, который лишает нас возможности внутреннего диалога.

Следующая часть – «Чужие жизни», это истории про ролевые модели, которые мы сами для себя формируем, наблюдая за, как нам кажется, более успешными, более яркими персонажами – блогерами, моделями, спортсменами, участницами конкурсов красоты, балеринами, и при этом не замечаем людей, которые нас окружают в нашей повседневности. Этот раздел посвящён как раз вот этим двум полюсам: тем, на кого мы хотим равняться, не зная ни слова правды об этих людях, и тем людям, с которыми мы каждый день встречаемся и можем узнать про них правду, но не хотим, потому что привыкли их не замечать.

Т. Троянская― Кстати, сразу вспоминается казанская трагедия, когда человек жил, и все не замечали, думали, что тихий мальчик. Никто, похоже, с ним и не общался.

Д. Костина― Да, это ужасная история, в том числе про то, что зло может находится совсем рядом, и мы, будучи невосприимчивыми, имея очень низкий уровень эмоционального интеллекта (модный сегодня термин, но, правда, ёмкий и говорящий о важных навыках, которыми нам всем нужно научиться обладать), не думаем, что такое может случиться.

Следующая часть экспозиции – раздел «Штампы», посвящённый культурным кодам и клише, которые нас окружают и владеют нашим сознанием, являясь костылями для нас, подсказками, запускающими автоматические реакции и ответы. Всё то, что как бы упрощает нам жизнь, а на самом деле тоже прерывает возможность рефлексии и более богатой внутренней жизни. Завершается зал «Вокруг» разделом, который называется «Триггеры». Там собраны произведения, которые так или иначе затрагивают тему внешних раздражителей. Безусловно, триггерами можно назвать и медийный шум, и чужие жизни, и клише, но здесь больше акцент именно на тех элементах, с которыми мы встречаемся помимо собственной воли в нашей повседневной жизни. Это рисунки на окнах и стенах, раздражающие столовые, очереди, раздражающие образы из рекламы.

Выставка продолжается следующим залом, для этого нужно подняться на этаж выше. Это зал, посвящённый тому, что находится внутри человека, он называется «Внутри». Первый раздел – «Тревоги и страхи», там собраны произведения, которые отсылают и поворачивают нас к нашим страхам – экзистенциальным, биологическим, социальным. Произведения, которые где-то напоминают наши страшные сны, кошмар; какие-то произведения действуют на наш страх потери социального статуса, а какие-то работают с архетипическими страхами, такими, как волк из сказки про «Красную Шапочку», которую, как мы знаем, можно воспринимать в детском разрезе, а можно совсем в недетском.

Следующая часть – «Фантомы и иллюзии» раздел, посвящённый нашим фантазмам, когнитивным искажениям и смысловым подменам, которыми мы пользуемся и которые заполняют наше сознание, иногда подводят нас, а иногда помогают нам, потому что сглаживают травматичное столкновение с реальностью. Следующий раздел – «Поиск ответов», и в его названии слово «поиск» гораздо важнее, чем слово «ответ», потому что многие произведения там про процесс. И последний раздел внутри этого зала и внутри выставки – это раздел, посвящённый надеждам, где собраны произведения, многие из которых построены на очень важном символе надежды, как горизонт. Многие произведения структурированы линией горизонта, символизирующей новые возможности, перспективы выхода из сложных ситуаций.

Т. Троянская― Я напомню, мы беседуем с директором Галереи Синара Арт Анной Пьянковой и арт-директором этой галереи Дарьей Костиной. Продолжим после московских новостей.

НОВОСТИ

Т. Троянская― Ещё раз с удовольствием представлю, что сегодня я разговариваю с директором Галереи Синара Арт Анной Пьянковой и арт-директором галереи Дарьей Костиной. Я правильно поняла, что эта выставка или какая-то её часть потом поедет в Москву?

А. Пьянкова― Не совсем так. У нас запланирована выставка в Москве в конце этого года, она тоже будет представлять нашу коллекцию. Но это будет куратор, которого мы пока не можем объявить, потому что мы ещё в процессе переговоров, и он будет работать с нашей коллекцией, предложит свою выборку, тему. Какие работы туда войдут из обновлённой уральской части мы пока не знаем. Но мы запланировали такое двумя шагами: сначала в Екатеринбурге, потом в Москве мы представим нашу коллекцию.

Т. Троянская― Где будет в Москве выставка?

А. Пьянкова― Выставка будет в арт-платформе Cube – это достаточно новое пространство, которое существует, по-моему, с 2019 года. Мы сейчас находимся в процессе утверждения дат и всех финальных договорённостей, но пока планируем, что в ноябре выставка должна будет открыться.

Т. Троянская― Вот видите, снова Москва, а не Петербург! Совпадение?

Д. Костина― Но, возможно, куратор будет из Петербурга.

Т. Троянская― Понятно, хорошо. Будем надеяться, может быть, хоть так мы каким-то образом приобщимся. Ещё не могу вас не спросить, это не касается галереи непосредственно, но у нас в Петербурге есть боль – это граффити. Как у вас, в Екатеринбурге? У нас просто такой закон, что, если по закону создавать граффити, пройти согласование нет никаких шансов. Поэтому художники периодически что-то делают, но… У вас же тоже есть интересные истории?

А. Пьянкова― У нас как раз очень много стрит-арта и паблик-арта, чем мы тоже гордимся, что у нас не только стрит-арт присутствует, но и разные медиа, с которыми работают художники. И так сложилось, что, благодаря разным институциям и разным командам с многолетним опытом, эти практики стрит-арта очень плотно вошли в город.

Здесь надо сказать, что это началось задолго до того, как стрит-арт вообще стал мейнстримом, наверное, с одной из первых команд Государственного центра современного искусства в Екатеринбурге Наили Аллахвердиевой, которые делали, например, фестиваль «Длинные истории» ещё в 1990-е – начале 2000-х, когда это было для Екатеринбурга абсолютно новое медиа. И они, как мне кажется, сознательно шли, потому что они знали: зачем говорить языком современного искусства в музее, если можно прийти прямо на улицы к людям?

Это была стратегия маленькой институции, у которой нет своего выставочного зала. Но благодаря этому они заложили очень много, опять же, и зрительского опыта, и разных возможностей в городе для художников работать с заборами, когда они визуальный облик города начали менять. А сейчас Екатеринбург известен, наверное, двумя самыми большими фестивалями стрит-арта. Это фестиваль «Стенограффия», который, кстати, большую часть своего времени существовал во взаимодействии с властью, с администрацией города Екатеринбурга. Это как раз разрешённые согласованные поверхности.

Т. Троянская― То есть, у вас есть определённые поверхности, где можно?

А. Пьянкова― Да, и это была такая стратегия тоже многолетняя по, скажем так, в том числе визуальному преобразованию города. Но в противовес ему теперь есть фестиваль «Карт-бланш», который создан другой командой, уже художников стрит-арта, которые говорят, что они делают искусство абсолютно не согласованное, возвращают стрит-арт к своим первоначальным действиям, и если произведение просуществует один день, значит, так и должно быть. Это очень разные интервенции, большие и маленькие, но важно, что они есть и существуют. И теперь есть экскурсионные маршруты по стрит-арту в Екатеринбурге.

Но есть и художники, как, например, Тимофей Радя, которые работают с паблик-артом. Он создаёт свои высказывания в разное время, по поводу разных событий, которые с нами происходят. Что-то, как, например, проект-надпись «Кто мы, откуда, куда мы идём?», было создано в рамках Уральской индустриальной биеннале и стало практически символом города. Пока здание стоит, мы ещё можем это видеть. А что-то он делает абсолютно как несогласованные интервенции, и какие-то проекты существуют только день-два, а некоторые уже много лет как визитные карточки.

Т. Троянская― То есть, в принципе власти не борются с теми, кто создаёт несогласованные произведения? Нет такого, чтобы замазывали?

А. Пьянкова― Такое, конечно, есть, и это связано с разными ситуациями. Я помню проект Тимофея Ради, который был размещён на одном из рекламных щитов и который сняли достаточно быстро просто потому, что это рекламный щит. Он, по-моему, больше двух-трёх дней не просуществовал.

Т. Троянская― А что там было размещено, что-то провокативное или нет?

А. Пьянкова― Мне кажется, что да, был политический контекст, потому что это было связано с событиями в Украине. Это было письмо президенту, по-моему.

Т. Троянская― Вообще много таких политических историй со стрит-артом связано?

А. Пьянкова― Мне кажется, что не много и не мало, но они есть. Просто потому что у художников есть право высказываться о том, что их волнует и о чём они думают.

Д. Костина― На фестивале «Карт-бланш» были, конечно, политические высказывания. У нас два года назад была история, связанная с намерением поставить храм в сквере в центре города, в том месте, где горожане привыкли проводить своё свободное время, где гуляют с семьями. И очень много жителей города вышло на защиту этой рекреационной зоны, этого парка. И, конечно, уличные художники отреагировали моментально, и стали появляться проекты, рефлексирующие именно эту ситуацию. Поэтому мне кажется, у нас достаточно много политических высказываний. Но сказать, что прямо сразу же кто-то бежит замазывать, наверное, сложно. Единственное, я с Аней не соглашусь, мне кажется, что стрит-арт у нас начался не с ГЦСИ, а всё-таки со Старика Букашкина.

А. Пьянкова― Поддержу эту мысль, что он начался раньше, просто он не назывался стрит-арт.

Т. Троянская― А что это было?

Д. Костина― Это называлось «миниментальные росписи». Это термин, который придумал сам художник. Его по-настоящему звали Евгений Малахин, псевдоним и творческий образ Старика Букашкина он придумал себе сам. И в начале 1990-х годов он вместе со своими соратниками, неформальным обществом «Картинник» (куда, кстати, входил Саша Шабуров, который потом вошёл в группу «Синие носы»), выходил на улицы и по сути занимался гуманизацией общественных пространств, потому что город начала 1990-х – это очень унылое зрелище: заборы, лужи, гаражи, помойки. Собственно, все эти профанные места они начали украшать росписями.

Это были достаточно примитивно трактованные картинки, напоминающие детскую иллюстрацию, которые иллюстрировали тексты, созданные Букашкиным. То есть, он сам картинки не рисовал, он придумывал тексты, как нужно их проиллюстрировать, и всем этим процессом дирижировал. И, собственно, у нас в Екатеринбурге было несколько зон в центре города, которые были освоены, метаболизированы, так сказать, этой командой.

Т. Троянская― Но ни с кем не согласованы?

Д. Костина― Конечно. Он ничего ни с кем не согласовывал. У нас на Ленина, 5, есть двор, в котором очень много росписей сохранилось. Причём часть аутентичные, а часть были сделаны после его смерти уже последователями, вот этими «Картинниками». И они в достаточно хорошем состоянии именно потому, что это частная территория, гаражный блок, и жители этого дома и владельцы этих гаражей только рады были, что тут что-то появляется и становится более уютно, по-домашнему. Кстати, когда они занимались росписью гаражей, приходили жители соседних подъездов и говорили: «А может быть, вы нам подъезд разрисуете? У нас как-то повеселее будет». Всё это было стихийно и очень спонтанно, у него были те, кто его поддерживал, жители, которые были не против, владельцы каких-то организаций, где тоже во дворах эти росписи появлялись.

Проблема была позже, когда росписям потребовалась поддержка, потому что, конечно, они приходят в негодность, разрушаются. И поэтому далеко не все росписи дошли до сегодняшнего дня, но какие-то сохранились. И даже есть такой туристический маршрут, «Тропа Букашкина», где как раз по городу гостей и жителей Екатеринбурга водят по местам, где сохранились росписи.

Т. Троянская― То есть, всё-таки, не так притесняют у вас художников. А я ошибаюсь, Владимир Абих у вас же делал проект с бездомными?

А. Пьянкова― Он много делал у нас проектов.

Т. Троянская― Был очень интересный проект, когда на обочине портреты бездомных возникали. Это же было в Екатеринбурге?

А. Пьянкова― Мне кажется, да.

Т. Троянская― Просто Абих сейчас в Петербурге достаточно активно сотрудничает и с театральными проектами. Спасибо большое. Так радостно, что у вас воспринимают современное искусство. Арт-директор Галереи Синара Арт Дарья Костина и директор галереи Анна Пьянкова были сегодня гостями программы «Волшебная Гора».